Страница 1 из 1

Сокрытие брачного договора назвали добросовестным

СообщениеДобавлено: 19 мар 2021, 12:08
Юлия@rsit
Главным банкротным спором февраля, по мнению редакции, стало дело Валентины Молдован, которое было рассмотрено гражданской коллегией ВС.

Верховный суд высказал две позиции. Первая и главная касается действия брачного договора при банкротстве. Коллегия решила, что режим имущества, установленный брачным договором, должен учитываться в деле о банкротстве, даже если кредиторы не знали о его существовании.

Позиция, которую высказала гражданская коллегия, опасна возможными злоупотреблениями. Например, брачным договором можно передать основные активы семьи одному супругу. Супруги могут об этом не сообщить кредиторам, но при банкротстве одного из них этот договор все равно продолжит действовать.

Вторая позиция, высказанная obiter dictum, касается теории трансформации. Верховный суд подтвердил, что доход от использования или продажи личного имущества супруга также должен признаваться его личным имуществом.

Применение теории трансформации и в банкротных делах может привести к еще большему нарушению разумных ожиданий кредиторов — ведь теперь даже запись в реестре или принадлежность счета не будет гарантировать, что супругу действительно принадлежит то или иное имущество.

Фабула дела
Фабулу дела мы подробно описывали здесь. В 2013 году Арарат Тавадян и Валентина Молдован заключили брачный договор, которым предусмотрели, что денежные средства на банковских вкладах являются собственностью того из супругов, на имя которого эти вклады были открыты. Несколько позднее, в 2014 году, Надежда Колофидина выдала Валентине Молдован заем, который последняя не вернула.

Этот долг послужил основанием для признания Валентины Молдован банкротом — в 2017 году Надежда Колофидина обратилась с соответствующим заявлением в арбитражный суд. После того, как в отношении Валентины Молдован была введена процедура реализации имущества, ее кредиторы попытались обратить взыскание на денежные средства на вкладах, открытых на имя Арарата Тавадяна. Однако супруги сослались на заключенный брачный договор, по которому эти денежные средства принадлежат Арарату Тавадяну.

Надежда Колофидина обратилась в суд, требуя признать денежные средства на вкладах совместно нажитым имуществом и разделить их между супругами в равных долях. Она ссылалась на то, что супруги не уведомляли ее о наличии брачного договора.

Однако суд первой инстанции отказал ей, сославшись на то, что супруги не обязаны уведомлять кредиторов о наличии брачного договора, если он заключен до момента возникновения обязательства (п. 1 ст. 46 СК РФ). Кроме того, суд счел, что Надежда Колофидина пытается защитить права Валентины Молдован на общее имущество, не имея на то соответствующих полномочий.

Апелляция и кассация, напротив, поддержали кредитора. Они указали, что у Надежды Колофидиной есть интерес в предъявлении соответствующего иска — она рассчитывает пополнить конкурсную массу должника. Валентина Молдован, в свою очередь, не могла ссылаться на положения брачного договора, так как не уведомила кредиторов о его существовании.

Что сказал ВС?
Верховный суд неожиданно поддержал суд первой инстанцию. Свою позицию гражданская коллегия построила на толковании от противного п. 1 ст. 46 СК РФ и пункта 9 Постановления Пленума о банкротстве граждан[1]. Эти положения говорят, что кредиторы супругов могут проигнорировать внесудебный раздел имущества, произведенный после возникновения обязательства перед ними. Отсюда ВС сделал вывод: брачный договор будет иметь значение для других кредиторов, т.е. тех, обязательства перед которыми возникли после его заключения. При этом неважно, были ли они предупреждены о его существовании. В данном деле была как раз такая ситуация, поэтому требование Надежды Колофидиной не подлежит удовлетворению.

Является ли такая позиция правильной?
Такая позиция упрощает обман кредиторов при банкротстве. Достаточно заключить брачный договор за несколько лет до возникновения обязательства перед кредиторами, передав активы одному из супругов (это может быть сделано и достаточно хитрым способом, как в этом деле). Затем принимать на себя обязательства будет другой супруг. Положение его кредиторов при этом ухудшается тем, что принимаемые им долги, согласно позиции самого Верховного суда, презюмируются его личными, а не общими для супругов.

Конечно, практика начнет бороться с наиболее очевидными случаями обмана кредиторов — поможет субсидиарная ответственность и уголовно-правовые меры. Сами кредиторы тоже будут уделять еще больше внимания потенциальным контрагентам, более внимательно осуществляя due diligence и проверяя наличие брачных договоров. Однако это приведет к росту трансакционных издержек и навряд ли сделает схемы с брачным договором в принципе неэффективными.

При этом нельзя сказать, что у Верховного суда не было другого варианта толкования п. 1 ст. 46 СК РФ. Телеологическое толкование этой нормы приводит к выводу, что ее цель — оградить кредиторов от риска того, что у супругов имеется секретный брачный договор, о котором они никому не говорят. Поскольку имущественные отношения супругов зачастую в принципе скрыты от оборота (например, о праве общей совместной собственности узнать невозможно — нужно ждать, пока контрагент признается, что он находится в браке), то позволять супругам не раскрывать их — значит потворствовать недобросовестному поведению.

Вывод о том, что супруги обязаны уведомлять новых кредиторов о брачном договоре, соответствует и норме п. 3 ст. 307 ГК РФ, предусматривающей обязанность участников оборота сообщать своим контрагентам о значимой информации. Является ли информация о брачном договоре значимой для контрагента? Конечно, ведь брачный договор напрямую влияет на объем имущества, на которое вправе претендовать кредитор в случае неисполнения обязательства.

Верховный суд не стал учитывать эту норму, позволив супругам не исполнять свою информационную обязанность.

Почему речь зашла о теории трансформации?
В пользу супругов в данном деле работает и так называемая теория трансформации личного имущества.

Позиция ВС сводилась к тому, что суды должны были установить источник денежных средств, находящихся на вкладах Арарата Тавадяна. Супруги при рассмотрении дела ссылались на то, что часть денежных средств на вкладе получены Араратом Тавадяном в качестве дивидендов по акциям, которые являются его личной собственностью. По мнению коллегии, суды не учли, что в таком случае эти денежные средства не могут признаваться совместным имуществом супругов.

ВС направил дело на пересмотр, чтобы в том числе установить источник происхождения денежных средств. Скорее всего, по его результатам довод супругов подтвердится, и это будет дополнительным аргументом в пользу должников.

Впрочем, непонятно, зачем потребовалось применять теорию трансформации и выяснять это обстоятельство, если кредиторы связаны положениями брачного договора. Даже если деньги были личным имуществом Валентины Молдован, после попадания их на вклад Арарата Тавадяна они стали принадлежать ему и, по логике определения ВС, не должны включаться в конкурсную массу. Отсюда следует, что позиция ВС в этой части — явный obiter dictum.

Кроме того, в контексте банкротства теория трансформации может приводить к неожиданным для кредиторов результатам. Допустим, что в деле Валентины Молдован не было брачного договора, а счет был открыт на ее имя. На этом счету находились денежные средства, поступившие в качестве дивидендов по личным акциям Арарата Тавадяна. Могла ли Валентина Молдован ссылаться на теорию трансформации, дабы обезопасить эти денежные средства от взыскания? С точки зрения действующей практики могла, но справедливо ли это? Кредиторы ориентируются на принадлежность имущества тому лицу, на чье имя оно записано. Если лишить их этого маркера, то они должны будут проверять не только принадлежность имущества, но и источник его поступления.

При этом в других контекстах теория трансформации может оказаться полезной, позволяя избежать несправедливости. Например, возврат в период брака займа, выданного до супружества, приводит к тому, что формально денежные средства должны считаться общим имуществом. Теория трансформации позволяет исключить этот вывод. Другое дело, что действие теории должно быть ограничено отношениями между супругами.

Словом, позицию по делу Валентины Молдован едва ли можно назвать удачной. Однако в любом случае этот акт Верховного суда является крайне важным. Хотя бы потому, что теперь участники оборота знают о подобных рисках и учтут их в отношениях с контрагентами.

Источник заимствования: Zakon.ru