Комментирует: Роман Бевзенко, к.ю.н., партнер юридической фирмы «Пепеляев Групп».
Обстоятельства дела
Банк заключил договор уступки, по которому он обязался передать цессионарию свои требования к заемщику. Цессионарий заплатил банку задаток за эти права в сумме 150 млн. руб. Однако потом цессионарий никаких платежей по договору уступки не внес, и банк отказался от договора, оставив себе задаток.
Впоследствии цессионария признали банкротом. Конкурсный управляющий цессионария обратился к банку с требованиями:
- признать договор цессии недействительным как сделку с неравноценным предоставлением по правилам ст. 61.2 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Закон о банкротстве),
- вернуть сумму присвоенного задатка.
Суды удовлетворили иск и возвратили сумму задатка должнику, посчитав, что присвоение задатка не сопровождалось каким-либо встречным предоставлением со стороны банка.
Однако ВС РФ отменил судебные акты и направил дело на новое рассмотрение.
Позиция ВС РФ
Основная логика Экономической коллегии ВС РФ такова.
- Правила ст. 61.2 Закона о банкротстве применяются к сделкам должника, в которых отсутствует равноценное предоставление. Например, имущество, которое стоит 100, было продано за 10.
- Банк получил денежные средства не в качестве аванса (предварительной оплаты), действительно требующего встречного предоставления либо возврата в случае неисполнения обязательств (п. 3 ст. 487 ГК РФ, ст. 1102 ГК РФ), а в качестве задатка, представляющего собой обеспечение исполнения договора (п. 1 ст. 380 ГК РФ).
- Правила о распоряжении задатком устанавливают, что если за неисполнение договора ответственна сторона, давшая задаток, он остается у другой стороны (п. 2 ст. 381 ГК РФ). Никаких иных обязанностей исправной стороны (в том числе по передаче какого-либо встречного предоставления) ни законом, ни договором не установлено.
- Необходимым и достаточным условием, чтобы банк мог оставить задаток себе, было неисполнение должником своих обязательств по договору.
Определение ВС РФ от 24.12.2020 № 306-ЭС20-14567 по делу № А55-370/2019
Такой подход является, на мой взгляд, ошибочным.
О правовой природе задатка
Во-первых, задаток не является обеспечением исполнения обязательств. Он представляет собой меру гражданско-правовой ответственности, весьма близкую по своей природе к договорному штрафу. Особенно в части присвоения задатка кредитором при неисполнении должником обязательства.
Чтобы это понять, достаточно представить себе, что задаток был присвоен в пределах шестимесячного срока — периода подозрительности, установленного для оспаривания сделок с предпочтением. Нет никаких оснований сохранять эту сумму (полностью или частично) у кредитора – ее нужно вернуть должнику. А это, в свою очередь, означает, что у задатка отсутствует обеспечительная функция, главный смысл которой — улучшить положение кредитора на случай банкротства должника. Задаток никак это положение не улучшает.
О соразмерной ответственности
Во-вторых (и это самое главное в этом деле), раз присвоение задатка является мерой гражданско-правовой ответственности, то оно должно быть соразмерно последствиям того нарушения, которое эту самую ответственность повлекло. В этом и видится та самая «эквивалентность предоставлений», которая требуется для защиты силы сделки, оспариваемой по ст. 61.2 Закона о банкротстве.
Какова юридическая конструкция присвоения задатка? Кредитор, получивший задаток, в случае неисполнения другой стороной обязательств имеет право отказаться от договора и присвоить задаток. Присвоенная сумма призвана покрыть затраты, которые скорее всего понес кредитор в связи с нарушенным должником договором (например, он совершил какие-то приготовления для исполнения договора), или компенсировать ему упущенную выгоду. Если никаких убытков у кредитора не было, должник вправе ставить в суде вопрос об уменьшении суммы присвоенного задатка по ст. 333 ГК РФ (абз. 2 п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от 22.12.2011 № 81 «О некоторых вопросах применения статьи 333 Гражданского кодекса Российской Федерации»).
Строго говоря, это и был бы правильный иск со стороны должника – требование о возврате излишне уплаченного задатка в рамках применения положений ГК РФ о соразмерности ответственности допущенному нарушению. Но в связи с тем, что должник является банкротом, такой вопрос, я думаю, можно ставить и с опорой на положения Закона о банкротстве о сделках, совершенных за счет имущества банкрота во вред конкурсной массе.
Поэтому аргумент Экономической коллегии ВС РФ о том, что присвоение задатка никогда нельзя оценивать на основании положений ст. 61.2 Закона о банкротстве, кажется неверным.
Да, действительно, в разъяснениях ВАС РФ (п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)») содержится правовая позиция о том, что п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве пригоден только для оспаривания синаллагматических договоров. Однако этот аргумент тоже можно опровергнуть: эта правовая позиция ничего не говорит об односторонних волеизъявлениях, которые также могут опосредовать экономический обмен.
Таким образом, в этом деле надо было обсуждать, действительно банк «пострадал» на 150 млн. рублей убытка или нет.
- Если пострадал, то все верно, кредитор может присвоить задаток.
- Если у банка не было убытков в таком размере, то должнику надо возвратить обратно всю сумму присвоенного задатка или ее часть.
В любом случае отказ от обсуждения соразмерности суммы присвоенного задатка и имущественных потерь кредитора ошибочен.
И последнее.
В этом деле есть явный, что называется, «душок».
Оспаривание задатка по правилам ст. 61.2 Закона о банкротстве было второй попыткой должника возвратить задаток от банка. Первая – добанкротная – попытка провалилась. Должник пытался возвратить всю сумму задатка по правилам о неосновательном обогащении, но получил отказ в иске. По всей видимости, это был «креативный ход» юристов должника – контролируемое банкротство, контролируемый конкурсный управляющий и иск к банку на основании ст. 61.2 Закона о банкротстве.
Такие действия, признаться, не вызывают у меня симпатии, я их обычно называю «юридической схемотехникой». Участие в их подготовке и осуществлении – это серьезное нарушение правил юридической этики. Кстати, вполне может быть, что вся эта «схемотехника» была вызвана каким-то упречным поведением банка-цедента. Из обстоятельств дела это не понятно, но это юристов-«схемотехников» не оправдывает. И, возможно, что судья С.В. Самуйлов, понимая, что перед ним дело о банкротстве, скорее всего, возбужденное исключительно ради возврата задатка, решил таким образом «схемотехников» проучить. Я вполне с ним солидарен в том, что это нужно делать. Но при этом, все-таки, желательно это делать тонко.
Источник заимствования: ШОРТРИД
